Психологические аспекты израильско-палестинского конфликта

Брурит Лаов, психолог
(перевод с иврита Веры Рейдер)
Настоящая статья представляет собой попытку прояснить психологические моменты, которые накладывают свой отпечаток на конфликт или производят его. Понимание процессов, происходящих в душах людей, может помочь расширить общественную дискуссию, подвести общество к более взвешенным установкам и к диалогу внутри израильского общества и, может быть, также и между нами и палестинцами.


Центральная роль страха

За идеологией и расхожими лозунгами типа «Они понимают только силу», «Если отдать Калькилию, они захотят и Тель-Авив» — прячется сильный страх. Источник страхов – наш исторический опыт. Народу, который на протяжении 2000 лет был в положении гонимой жертвы, трудно на уровне коллективного сознания понять, что сегодня он исполняет роль гонителя. Несмотря на то, что сегодня сила – на нашей стороне, нам трудно это осознать в свете нашего прошлого опыта. Теракты мгновенно «возвращают» нас в привычный нам «формат» жертвы. Представление о себе как о жертве мешает нам мыслить на элементарном причинном, рациональном уровне, например, видеть связь между оккупацией и терактами. В роли жертвы мы – заложники смертельного страха, страха, который живет в нас на протяжении поколений; поэтому разговоры палестинцев о «праве на возвращение» или о «тысячах шахидов, которые пойдут на Иерусалим», растравляют эту рану. Травмы, как известно, могут вызвать преувеличенную реакцию.

Долгое пребывание на месте жертвы может проявиться также в чувстве преследования. Если мы ощущаем постоянную опасность для жизни, любая военная операция на «территориях» будет восприниматься , как реакция «самозащиты» (см. названия последних войн: «Мир Галилее», «Защитная стена» — две войны, которые никак не могут считаться войнами для самозащиты). Массовая тяга к «сильной руке», к силовым решениям – это отчаянная попытка убежать от чувства преследования и от ощущения себя жертвой. Эрих Фромм в своей книге «Бегство от свободы» утверждает, что чувство собственной неполноценности и нелюбви к себе может привести целые народы к «стадности» и культу силы. Диалектически это есть движение от внутренней слабости к внешнему проявлению силы; в то время как «слабый» находится вне нас, он меньше ощущается внутри нас самих.

Страх порождает ненависть и агрессию. Это можно наблюдать у обеих конфликтующих сторон. Наша «силовая» реакция на теракты порождает страх, ненависть и агрессивность у палестинцев, что приводит к новым терактам. Так возникает эскалация вражды. Мы наблюдаем растущую тенденцию к демонизации «араба», которая находит отражение на палестинской стороне как демонизация «еврея». Юнг называл это психологическое явление «тенью». Имеется в виду «отбрасывание» отрицательных черт, которые мы не желаем признавать у себя, и проецирование их на кого-то другого, кто находится «вовне» по отношению к нам. Мы, например, были вечной «тенью» христиан – мы называем это «антисемитизмом». В процессе психологического лечения мы учимся принимать «тень» как часть нашего внутреннего мира и тем самым уменьшаем потребность «отбрасывать» её вовне. Подстрекательства арабов и такое явление, как самоубийства, обостряют, как уже было сказано, механизм «отбрасывания», и в своем коллективном самосознании мы кажемся себе Давидом, хотя ведем себя, как Голиаф.

Преобладание генетическо-инстинктивных реакций
Сегодня мы являемся свидетелями усиления генетическо-инстинктивных реакций, которые вытесняют реакции зрелые и обдуманные. Это характерно для тревожного состояния, когда само существование в опасности или когда представляется, что оно в опасности, хотя в реальности это не так. Источник генетических реакций в нашем древнем разуме, и их предназначение состояло в том, чтобы защитить нас в случае реальной немедленной опасности. Чтобы совладать с ними, мы должны мобилизовать наш мозг, сознательный и рациональный, чтобы обуздать себя и пробудить в себе желание понять и найти решение. В состоянии тревоги легко возникают чувства необузданной агрессивности, проявляющиеся, например, в желании мстить, которое часто переводится политиками в военные акции, польза от которых сомнительна, а вероятность того, что они только укрепляют замкнутый круг вражды, велика.

Можно видеть гнев, возмущение и оскорбленную гордость рассерженных министров перед тем, как они принимают судьбоносные политические решения. Нам всем известно из повседневного опыта, что нельзя принимать решения в таком состоянии духа. Неторопливость, взвешивание мнений, рассмотрение перспектив – вот основа всякого серьёзного решения. Чтобы найти возможность сосуществования – а это единственный наш шанс выжить на этой земле – мы не можем позволять себе опираться на генетические, инстинктивные реакции, на чувство страха и желание силовых решений.

Невозможность сочувствия «другой стороне»
Сочувствие – это способность понять другого и воспринять его чувства и мысли. Уже было сказано нашими мудрецами «возлюби ближнего, как самого себя». Каждый психотерапевт знает, что это – необходимое условие для достижения перемен и нахождения решения проблемы. Мы знаем из нашего повседневного опыта семейной и супружеской жизни, что это – нелегкая задача. Найти в себе сочувствие не так просто в обычной жизни, и в сто раз труднее в условиях войны. Если бы мы смогли пробудить в себе сочувствие, мы бы по-другому посмотрели на проблему беженцев и «право на возвращение».

Право на возвращение – это то право, на основании которого наши сионистские отцы-основатели построили это государство. Сегодня палестинцы настаивают, из глубин своей трагедии, на том самом праве, которое мы присвоили себе. Они требуют его от нас, потому что мы, претворяя в жизнь свое право на возвращение, превратили их в беженцев. Нельзя разрешить эту проблему иначе как с помощью компромисса, когда обе стороны будут жить рядом. Мы должны признать, что мы причинили им горе. Мы должны понять их стремление вернуться в свои дома. Признание и понимание не обязательно означают согласие и выполнение требований. Если бы мы были способны признать страдание и боль, которые мы им причинили и продолжаем причинять в процессе оккупации, может быть, мы бы искали теперь вместе выход из положения. Наша обязанность знать и принимать на себя ответственность приобретает особое значение в свете нашего неприятия того, что во время Катастрофы так много людей «ничего не знали» (даже если не приходится сравнивать масштабы бедствий).

У диалога на основе взаимного уважения и желания понять есть шанс постепенно уменьшить замкнутость и желание обороняться, свойственные обеим сторонам, и привести шаг за шагом к большему доверию и безопасности. Такой диалог может развиться на основе «принятия». Мы должны начать продвигаться к тому, чтобы принять себя и вместе с тем принять другого, непохожего на нас. Вероятно, из такого диалога может произрасти со временем процесс «отрезвления» обеих сторон: от мечты о «единой и неделимой стране» к признанию ценности совместной жизни.

Последствия оккупации
Оккупация, порождающая унижения, страх, чувство угрозы и ненависть, возвращает эти чувства к нам, как бумеранг. Мы видим головокружительный рост равнодушия к страданию ближнего, насилия в семье, в школе, в Кнессете и на дорогах. Насилие не останавливается на «зелёной черте»! Противоречие между нашими действиями и нашим моральным обликом, каким мы его себе представляем, приводит к состоянию когнитивного диссонанса. Когнитивный диссонанс – это состояние несоответствия поступков человека его представлению о себе, находящее выход в извращении мышления. Так, убийство мирных граждан на «территориях» порождает несоответствие нашему представлению о себе как о моральных людях и поэтому вызывает к жизни аргументы типа «Каждый араб – потенциальный террорист». Унижение человеческого достоинства палестинцев порождает образы вроде «отравленные жуки в бутылке», свидетельствующие о дегуманизации и затрудняющие здоровый контакт и возможность найти решение проблем.

Замкнутый круг насилия

Чтобы проложить путь к компромиссным решениям, требуется не только сочувствие к «другой стороне», но также и понимание того, что «силовые решения» ведут в тупик. Унизительное положение, в которое Арик Шарон поставил Арафата, — это символ коллективного унижения, которое мы причиняем палестинцам на протяжении долгих лет. Унижение, как известно каждому ребенку, порождает ненависть. Унижения, вместе с отчаянием и нищетой, укрепляют такое явление, как самоубийства палестинцев.
Почему происходят унижения? Потребность унизить – это еще одно проявление «тени». Это — «выбрасывание» вовне страхов, агрессии, отчаяния и чувства «никчемности». Униженные отвечают ненавистью, и так растет и укрепляется круг вражды. К сожалению, этот круг не прерывается, потому что обе стороны находятся в плену психологического феномена, известного под названием «more of the same». Это – известная и часто встречающаяся модель человеческих отношений, при которой всё те же реакции повторяются снова и снова, несмотря на очевидное отсутствие пользы.

Даже односторонние изменения могут привести к изменению всей системы
Иногда, если невозможно произвести изменения одновременно у обеих сторон, удаётся изменить ситуацию, если только одна сторона принимает инициативу и меняет модель поведения. Пришло время мобилизовать в нас самих нашу древнюю способность к выживанию и раскрыть запасы нашей творческой мудрости, чтобы стать инициаторами компромиссных решений, не связанных с применением силы. Разве не учили нас ещё в детстве, что герой – это тот, кто умеет обуздать свои страсти? Обуздание страстей и инстинктов необходимо, чтобы найти творческое решение в сложной ситуации. Обуздание самих себя может помочь нам отказаться от удержания в узде другого народа. Если у палестинского народа будет своё государство, можно предположить, что в нем самом усилятся стремления к построению и созиданию, вместо жизни на руинах.

Обращение

В последнее время проявляется шанс разорвать замкнутый круг вражды. Он предстает в обличии движений протеста, которые говорят голосом разума. Желательно, чтобы профессионалы-психологи и целители других профессий  поддержали их, высказав громко своё профессиональную позицию, и тем самым повлияли бы на общественное мнение. Обращение к широким слоям общества со стороны профессионалов, учитывающих душевные факторы и их влияние, может помочь в формировании более взвешенных мнений и позиций, которые, возможно, повлияют на политический дискурс и на действия политиков.
Было бы желательно, чтобы целители, педагоги, художники и артисты — все те, чьи профессии связаны с эмоциональным воздействием на общественное мнение, дали возможность голосу разума быть услышанным!
Источник