Я не должна менять себя, чтобы быть израильтянкой

Юлия Кислев

Мои первые 15 лет в Израиле я провела вдали от русскоязычного пространства. Когда в 92-м я покидала  СССР, я не только «ехала в», но «уезжала подальше от» — от «совка» с его зашоренностью, предубеждениями, узостью горизонтов и всеми остальными прелестями. Меньше всего в новой жизни мне хотелось сталкиваться с этими советскими комплексами. Казалось, всё это остаётся позади, но, к моему удивлению, большинство соотечественников не торопились расстаться с прошлым, и к новой жизни испытывали больше недоверия и презрения, чем любопытства.

Я же, напротив, смотрела на всё присходящее с восторгом 24-летнего первооткрывателя, так что тем для разговоров по-русски чаще всего не находилось, и я отправилась в свободное плавание, знакомиться со старой-новой землёй.

Довольно быстро нашлись новые друзья, которые приняли и помогли войти в курс происходящего. Музыка, кино, книги, культурные герои, политика — зная, кто есть кто и в каком контексте, вполне сливаешься с общим течением жизни и кризис принадлежности остаётся где-то на фоне, вспоминается лишь, когда время от времени получаешь сомнительный комплимент: “ты не выглядишь русской”.

Будучи вполне взрослой, имея вполне респектабельную карьеру графика и иллюстратора, я самым нежиданным для себя образом вдруг превратилась в танцовщицу восточных и цыганских танцев. Забытая мечта детства воплотилась сама собой после пяти лет занятий, которые начались как простое хобби и со временем захватили большинство времени и энергии.

Танцуя, я вдруг оказалась в мире вечеринок, баров, клубов сердца ночной жизни Тель Авива. На тот момент основной моей тематикой было всё, что связано со средиземноморской культурой, с которой я познакомилась в Израиле и полюбила всей душой. Уже тогда я заметила, что нередко люди, казалось бы, просто пришедшие отдохнуть, получить удовольствие от музыки, танцев, атмосферы — вдруг открывают для себя за этим нечто большее. А именно — потерянную связь со своей культурной идентификацией, возможно, даже её легитимацию.
Часто после моих выступлений ко мне подходили растроганные зрители со словами: “эту музыку слушала моя бабушка” или “это напомнило мне о родителях, о детстве”, рассказывали о том, как стеснялись причастности к этой культуре, будучи детьми. Я поняла, что через такую, на первый взгляд, легкомысленную «медию», как клубная вечеринка, тоже можно передавать важные послания и даже в какой-то мере влиять на происходящее.

Вспоминается один диалог на вечеринке, между мной и довольно известным журналистом, немолодым уже человеком восточного происхождения. Он спросил меня, сколько лет я в Израиле, и я назвала цифру, на тот момент уже не малую. Он сказал: “Ты столько лет в Израиле и до сих пор не стала израильтянкой?” Недолго думая, с милой улыбкой я сказала ему в ответ: “Я не должна менять себя, чтобы быть израильтянкой”.

Я даже не могла предположить, какую реакцию вызовут эти слова! Вдруг, посреди всего этого шумного балагана и всеобщего веселья на меня посыпался град претензий и обвинений к русской алие и ко мне лично, содержание их можно не пересказывать, оно всем нам хорошо известно. Я была несколько ошарашена подобным поворотом дела, но в то же время я не могла не почувствовать, что затронула нечто очень болезненное для этого человека, разбередила старую, но так и не зажившую рану.

Вечеринка закончилась, но этот разговор остался со мной и заставил задуматься. Уже тогда я критически относилась к политике “плавильного котла”. Рассказы о пережитом здесь людьми, приезжавшими в 50-е, 60-е годы всегда вызывали во мне сопереживание, но именно в тот вечер я поняла истинную природу этой боли. Человек, однажды вынужденный отказаться от себя, от той основы на которой он стоит, перечеркнуть своё “я” и посторить на его обломках требуемый обществом стандартизированный образ, а затем проживать его, при этом пряча глубоко внутрь своей души чувство пустоты и обиды, наверное никогда не сможет избавиться от ощущения неполноценности, никогда не сможет по настоящему крепко стоять на ногах.

В свете этого опыта я вдруг совершенно иначе посмотрела на ревностное отношение многих русскоязычных израильтян к сохранению языка, уклада жизни, привычкек. Я увидела в этом вполне обоснованное желание человека сохранить себя, выстоять, не потерять самоуважения. Кто и какая высшая цель могут требовать от него отказа от права быть собой?

Единое общество вовсе необязательно должно быть основано на единобразии, оно вполне может быть разноцветным, тем более, что так оно лишь будет здоровее, ведь каждый его член будет внутренне сильнее. Мне показалось, что всё, что нам для этого нужно, это легитимация для каждой культурной группы. И я поняла, что хочу для этого сделать.

Так в 2007 году в популярном тель-авивском клубе Лима Лима появился на свет еженедельный лайн “Стаканчик, русская хафла”, успешно просуществовавший два года. С тех пор в этой сфере произошли немалые изменения и не только в том, что касается русскоязычной общины. Ясно видно, как меняется старый дискурс и его место занимает совершенно новый, актуальный для сегодняшних культурных и политических реалий. Это не может не радовать!

Если вернуться к моему опыту, то я вижу, как из некого любопытного курьёза “русская” вечеринка стала настоящей аттракцией, наши русские-советские корни вызывают искренний интерес у многих нерусскоговорящих израильтян, да и знаний на эту тему сегодня намного больше. Чего стоит один лишь тот факт, что в этом году слово «Новигод» (נובי גוד) на иврите уже окончательно вошло в местный лексикон!

В эти дни я осуществляю очередной мой проект — “Кабачок 13 стульев”. Это серия из 16-ти вечеров (два раза в неделю по вторникам и пятницам), посвящённых русской-советской, а так жерусской-израильской культуре, проходящая в баре “ха-Геула” в Тель Авиве.

Каждый вечер посвящён одной из сторон нашей самобытной культуры — русский панк, бардовская песня, шансон, поэзия, знакомство с творчеством местных русскоязычных музыкантов, поэтов и художников. Конечно, за 16 вечеров июля и августа можно коснуться лишь малой части всего этого культурного богатства. В кабачке на самом деле 13 стульев, стоящих вокруг барной стойки, и ещё немного пространства вокруг. В нашем маленьком салоне всегда есть и русскоязычные гости, которые, надеюсь, получают здесь safe place быть собой, и нерусскоязычные, которые могут узнать нас в прямом смысле слова поближе.